Живые и мертвые души в творчестве Н. Гоголя

Живые и мертвые души в творчестве Н. Гоголя

Автор: Гоголь Н.В.

При издании “Мертвых душ” Н. В. Гоголь пожелал сам оформить титульный лист. На нем была изображена коляска Чичикова, символизирующая путь России, а вокруг — множество человеческих черепов. Именно этот титульный лист был очень важен для Гоголя, так же как и то, чтобы его книга вышла в свет одновременно с картиной А. А. Иванова “Явление Христа народу”. Свою задачу Гоголь видел в исправлении и направлении на истинный путь сердец человеческих, и попытки эти были предприняты через театр, в гражданской деятельности, преподавании и, наконец, в творчестве. “Неча на зеркало пенять, коли рожа крива”, — гласит пословица, взятая эпиграфом к “Ревизору”. Пьеса и является этим зеркалом, в которое должен был посмотреться зритель, чтобы увидеть свои неблаговидные поступки. Гоголь считал, что, лишь указывая людям на их недостатки, он может исправить их и оживить души. Нарисовав страшную картину их падения, он заставляет читателя ужаснуться и задуматься. В “Вечерах на хуторе близ Диканьки” кузнец Вакула “малюет” черта с мыслью о спасении. Подобно своему герою, Гоголь продолжает изображать чертей во всех последующих произведениях, чтобы с помощью смеха пригвоздить к позорному столбу пороки человеческие. “В религиозном понимании Гоголя черт есть мистическая сущность и реальное существо, в котором сосредоточилось отрицание Бога, вечное зло. Гоголь как художник при свете смеха исследует природу этой мистической сущности; как человек оружием смеха борется с этим реальным существом: смех Гоголя — борьба человека с чертом”, — писал Д. М. Мережковский. Хочется добавить, что смех Гоголя — это и борьба с адом за “душу живую”.

После большого успеха “Ревизора” Гоголь осознает необходимость иной формы и иных путей воздействия на человека. Его “Мертвые души” — это синтез множества приемов для достижения этой цели. Произведение вмещает в себя как прямой пафос и поучения, так и художественную проповедь, иллюстрированную изображением самих “мертвых” душ — помещиков и городских чиновников. Лирические отступления подводят своеобразный итог изображенным страшным картинам жизни и быта. Апеллируя ко всему человечеству в целом и рассматривая пути духовного воскрешения, Гоголь в лирических отступлениях указывает на то, что “тьма и зло заложены не в социальных оболочках народа, а в духовном ядре” (Н. А. Бердяев). Предметом изучения писателя и становятся души человеческие, изображенные в страшных картинах “недолжной” жизни.

Уже в самом названии Гоголем определена цель написания этой “поэмы в прозе”. Последовательное выявление мертвых душ на “маршруте” Чичикова влечет за собой вопрос: в чем причины той мертвечины? Одна из главных причин состоит в том, что люди забыли о своих прямых обязанностях. В “Ревизоре” чиновники уездного города заняты всем, чем угодно, но только не собственной службой. Они представляют собой скопище бездельников. В судебной конторе разводят гусей, разговор вместо государственных дел идет о борзых собаках... Люди эти потеряли свое место на земле, это уже указывает на некоторое их промежуточное состояние — они влачат существование между жизнью земной и жизнью потусторонней. Городские чиновники в “Мертвых душах”, “Шинели” также заняты лишь пустословием и бездельем. Вся заслуга губернатора города N состоит в том, что он посадил “роскошный” сад из трех жалких деревьев. Стоит отметить, что сад как метафора души часто используется Гоголем (вспомним про сад у Плюшкина). Эти три чахлых деревца — олицетворение душ городских обитателей. Помещики в “Мертвых душах” тоже забыли о своих обязанностях, как, например, Манилов, который вообще не помнит, сколько у него крестьян. Ущербность его подчеркивается детальным описанием быта — недоделанными креслами, вечно пьяной и вечно спящей дворней. Он не хозяин своим крестьянам: ведь настоящий помещик, по патриархальным представлениям христианской России, должен служить нравственным примером для крестьян, как сюзерен для своих вассалов. Но человек, забывший Бога, человек, у которого атрофировалось понятие о грехе, никак не может быть примером. Обнажается вторая и не менее важная причина омертвления душ по Гоголю — это отказ от Бога. По дороге Чичикову не встретилась ни одна церковь. “Какие искривленные и неисповедимые пути выбирало человечество!” — восклицает Гоголь. Дорога России видится ему ужасной, полной падений, болотных огней и соблазнов. Но все-таки это дорога к Храму, ибо в главе о Плюшкине мы встречаем две церкви: близится переход ко второму тому поэмы.

Этот переход размыт и непрочен, как и намеренно размыта Гоголем в первом томе антитеза “живой — мертвый”. Гоголь специально делает нечеткими границы между живым и мертвым, и эта антитеза обретает метафорический смысл. Предприятие Чичикова предстает перед нами как некий крестовый поход. Он как бы собирает по разным кругам ада тени покойников с целью вывести их к настоящей, живой жизни. Начинается борьба за оживление, то есть за превращение грешных, мертвых душ в живые на великом пути России к “храмине, назначенной царю в чертог”. Но на этом пути встречается “товар во всех отношениях живой” — это крестьяне. Они оживают в поэтичном описании Собакевича, потом в размышлениях Павла Чичикова. Живыми оказываются те, которые положили “душу всю за други своя”, то есть люди самоотверженные и, не в пример забывшим о своем долге чиновникам, делавшие свое дело. Это Степан Пробка, каретник Михеев, сапожник Максим Телятников, кирпичник Милушкин.

Оживают крестьяне при переписывании Чичиковым списка купленных душ, когда сам автор начинает говорить голосом своего героя. Вспомним героя повести “Шинель” Акакия Акакиевича, который пытался сэкономить на чем угодно, лишь бы заполучить необходимую ему обнову. Его смерть, хоть она и вызывает сочувствие, не была переходом в лучший мир, а только превратила его в привидение наподобие теней-призраков в царстве Аида. Ситуация эта также обыгрывается в повести “Иван Федорович Шпонька и его тетушка”. Там во сне героя жена превращается в материю, из которой “все шьют сюртуки”. Слово “жена” в произведениях Гоголя часто замещается словом “душа”. “Душа моя”, — обращаются к своим женам Манилов и Собакевич.

Но движение в сторону омертвления в “Шинели” (Акакий Акакиевич становится тенью) и в “Ревизоре” (немая сцена), в “Мертвых душах” используется как бы с обратным знаком. История Чичикова также дана как житие. Маленький Павлуша в детстве всех поражал своей скромностью, но затем он начинает жить только “для копейки”. Позднее Чичиков предстает перед обитателями города N как некий Ринальдо Ринальдини или Копейкин, защитник несчастных. Несчастные — это души, обреченные на адские страдания. Он кричит: “Они не мертвые, не мертвые!” Чичиков выступает их защитником. Примечательно, что Чичиков даже возит с собой саблю, как апостол Павел, у которого был меч.

Самое знаменательное превращение происходит при встрече апостола Павла с апостолом-рыболовом Плюшкиным. “Вон наш рыболов пошел на охоту”, — говорят о нем мужики. В этой метафоре заложен глубокий смысл “вылавливания душ человеческих”. Плюшкин, в рубище, как святой подвижник, вспоминает о том, что он должен был “вылавливать” и собирать вместо бесполезных вещей — эти души человеческие. “Святители мои!” — восклицает он, когда эта мысль озаряет его.

Лирическая стихия после посещения Плюшкина Чичиковым все больше и больше захватывает роман. Одним из самых одухотворенных образов является губернаторская дочка, ее образ написан совсем в другом ключе. Если Плюшкину и Чичикову еще предстоит вспомнить о своем назначении спасения душ, то губернаторская дочка, подобно Беатриче, указывает путь к духовному преображению. Такого образа нет ни в “Шинели”, ни в “Ревизоре”. В лирических отступлениях вырисовывается образ другого мира. Чичиков выезжает из ада с надеждой на возрождение душ, превращение их в живые.