Солнечный удар

Автор: Бунин Иван .

Познакомились они летом, на одном из волжских пароходов. Он — поручик, Она — прелестная маленькая, загорелая женщина (сказала, что едет из Анапы). «…Я совсем пьяна, — смеялась она. — Вообще я совсем с ума сошла. Три часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании». Поручик целовал её руку, а сердце его блаженно и страшно замирало…

Пароход подходил к пристани, поручик умоляюще пробормотал: «Сойдем…» И через минуту они сошли, на запыленной пролетке доехали до гостиницы, прошли в большой, но страшно душный номер. И как только лакей затворил за собой дверь, оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой.

А утром она уехала, она, маленькая безымянная женщина, шутя называвшая себя «прекрасной незнакомкой», «царевной Марьей Моревной». Утром, несмотря на почти бессонную ночь, она была свежа, как в семнадцать лет, немного смущена, по-прежнему проста, весела, и — уже рассудительна:

«Вы должны остаться до следующего парохода, — сказала она. — Если поедем вместе, все будет испорчено. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло… Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара…» И поручик как-то легко согласился с нею, довез до пристани, посадил на пароход и при всех поцеловал на палубе.

Так же легко и беззаботно возвратился он в гостиницу. Но уже что-то изменилось. Номер показался каким-то другим. Он был ещё полон ею — и пуст. И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что он поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате.

Не было сил смотреть на неубранную постель — и он закрыл её ширмой: «Ну вот и конец этому „дорожному приключению“! — подумал он. — И прости, и уже навсегда, навеки… Ведь не могу же я ни с того, ни с сего приехать в этот город, где её муж, её трехлетняя девочка, вообще вся её обычная жизнь!»

И мысль эта поразила его. Он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без нее, что его охватил ужас и отчаяние.

«Да что же это такое со мной? Кажется, не в первый раз — и вот… Да что в ней особенного? В самом деле, точно какой-то солнечный удар! И как же я проведу без нее целый день в этом захолустье?» Он ещё помнил её всю, но теперь главным было это совсем новое и непонятное чувство, которого не было, пока они были вместе, которого он и предположить не мог, затевая забавное знакомство. Чувство, о котором некому было сказать теперь. И как прожить этот бесконечный день, с этими воспоминаниями, с этой неразрешимой мукой?…

Нужно было спасаться, чем-нибудь себя занять, куда-нибудь идти. Он пошел на базар. Но на базаре все было так глупо, нелепо, что он бежал оттуда. Зашел в собор, где пели громко, с сознанием исполненного долга, потом долго кружил по маленькому запущенному садику: «Как вообще можно спокойно жить и вообще быть простым, беспечным, равнодушным? — подумал он. — Как дико, как нелепо все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным „солнечным ударом“, слишком большой любовью, слишком большим счастьем!».

Возвратясь в гостиницу, поручик зашел в столовую, заказал обед. Все было хорошо, но он знал, что не задумываясь умер бы завтра, если бы можно было каким-нибудь чудом вернуть её, высказать ей, доказать, как он мучительно и восторженно любит её… Зачем? Он не знал зачем, но это было необходимее жизни.

Что же теперь делать, когда избавиться от этой неожиданной любви уже невозможно? Поручик встал и решительно отправился на почту с уже готовой фразой телеграммы, но у почты в ужасе остановился — он не знал ни фамилии, ни имени её! А город, жаркий, солнечный, радостный, так нестерпимо напоминал Анапу, что поручик, с опущенной головой, шатаясь и спотыкаясь, зашагал назад.

Он вернулся в гостиницу совершенно разбитый. Номер был уже прибран, лишен последних следов её, — только одна забытая шпилька лежала на ночном столике! Он лег на кровать, лежал, закинув за голову руки и пристально глядя перед собой, потом стиснул зубы, закрыл глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и, наконец, заснул….

Когда поручик проснулся, за занавесками уже желтело вечернее солнце, и вчерашний день и нынешнее утро вспомнились так, словно были десять лет назад. Он встал, умылся, долго пил чай с лимоном, заплатил по счету, сел в пролетку и поехал к пристани.

Когда пароход отчалил, над Волгой уже синела летняя ночь. Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.