Произведения Константина Симонова о самом трудном периоде второй мировой войны

Произведения Константина Симонова о самом трудном периоде второй мировой войны

Португальский писатель Урбане Родриге, перечитав произведения Константина Симонова о войне, сказал: «Писатель показал героизм русских людей, но никогда не возводил героев в святые. Скорее, наоборот: глубочайший смысл романа Симонова — в недоверии к показной храбрости или бессмысленным жертвам, сопутствовавшим па трудных дорогах войны подлинному мужеству людей, для которых выполнение долга стало жизненной потребностью, людей, вставших на защиту родной земли. Эти люди — воплощение авторских представлений о чести и достоинстве. Ведь они защищают будущее не только своей страны, но и всего человечества.

…Грубоватые или легко ранимые, радостные или встревоженные, герои Симонова — Серпилин, Максимов, Баглюк — входят в нашу жизнь. Мы видим их под Сталинградом, в Москве, в осажденной Одессе. Они воплощают мужество не только |русского народа, но и всех народов и народностей Русской страны, всех тех, кто сплотился ради одной цели — победы».

Первый среди них — генерал Серпилин. Вступая в спор с теми, кто все внимание сосредоточивал на неудачах в первый период войны, Константин Симонов стремится показать, как было на самом деле, одновременно подводя читателя к ответу и на другой вопрос: почему война началась для нас с неудач? Проблемы эти неотступно волнуют и Синцова, и Серпилина, они подразумеваются на всем протяжении острого, смело написанного К. Симоновым разговора Серпилина со Сталиным. Образ генерала Федора Федоровича Серпилина, «человека с одной из тех биографий, что ломаются, но не гнутся», с самого начала был завязан так, что оказался одним из достижений всей русской литературы.

Участник гражданской войны, сражавшийся под Петроградом и на Перекопе, этот высокий худощавый человек с повелительным голосом окончил Военную Академию имени Фрунзе, получил в ней кафедру тактики, за «предупреждение о сильных сторонах тактических взглядов возрожденного Гитлером вермахта», по доносу не лишенного способностей карьериста Баранова (в начале войны он, боясь попасть в плен, сожжет свой партбилет и военную форму, за что будет разжалован, и застрелится), был арестован, виновным себя не признал и попал на Колыму. Случившееся с ним считал «чудовищным недоразумением, ошибкой, глупостью. Когда его выпустили так же неожиданно, как посадили, он вышел постаревшим и физически измотанным, но душа его не была изборождена морщинами старости и неверия». Не дожидаясь переаттестации, уехал на фронт и, командуя полком, дивизией, армией, бил фашистов, где только можно, выиграл первый же бой с ними под Могилевом, встав со своим полком насмерть. Сам водил бойцов в атаки, на прорыв, выводил их из окружения, все замечая вокруг себя и всем твердя:

«Уметь помирать — это еще не все военное дело, а самое большее — полдела. Чтоб немцы помирали, вот что от нас требуется».

Приняв от тяжело раненного комдива Зайчикова остатки окруженной дивизии, ведет ее на восток, присоединяя солдат, офицеров из других воинских частей, настойчиво вселяя в них «мысль, что испытанный ими страх и пережитое поражение— все это в прошлом. Что так было, но так больше не будет, что они потеряли оружие, но могут приобрести его вновь. Наверное, поэтому люди не отходили от Серпилина подавленными, даже когда он говорил с ними круто. Он справедливо не снимал с них вины, но и не переваливал всю ее только на их плечи. Они чувствовали это и хотели доказать ему, что он прав». И доказали, прорвавшись к своим. В решающем бою от дивизии уцелело всего 300 человек, и знамя, и ее новый командир, раненный в обе ноги Серпилин — «человек, с которым армия всегда будет армией, даже если она отступала от границы до Ельни».