Название: Русская прививка к мировой сатире

Вид работы: реферат

Рубрика: Литература и русский язык

Размер файла: 36.62 Kb

Скачать файл: referat.me-195361.docx

Краткое описание работы: Говоря о русской сатире, её онтологических особенностях, нельзя не задуматься над тем творческим кризисом, который настиг крупнейших её представителей – Гоголя и Зощенко.

Русская прививка к мировой сатире

Русская прививка к мировой сатире

( Гоголь и Зощенко )

ГалинаБелая

1

Говоряорусскойсатире, еёонтологическихособенностях, нельзянезадуматьсянадтемтворческимкризисом, которыйнастигкрупнейшихеёпредставителей–ГоголяиЗощенко. Какизвестно, ихсатирическоетворчествобылопрервановзените, остановленовсамойвысокойточке. Именносатирасталажертвойкризиса, втовремякаксамтворческийпроцессещёпродолжался (уЗощенко–околодвухдесятилетий).

Этадрамаопределилапутьобоихписателей: уГоголя–путьотпервоготома«Мёртвыхдуш»ксожжениютомавторого; уЗощенко–отсатирическихрассказов 20-хгодовкморализаторствув«Возвращённоймолодости», «РассказахоЛенине»идругихпроизведениях 30-хгодов. Еслипризнать, чтоэтобылпутькпоражению, тонельзянепоставитьвопросотом, былолионозакономернымилислучайным.

Исследуяэтотфеномен, начнёмсупорногоотказаобоихписателейпризнатьсебяюмористами. Говоряосвоихраннихпроизведениях, которыеоннеценил, Гогольособоподчёркивал, чтововсенезаботилсяотом, “зачемэто, длячегоикомуотэтоговыйдеткакаяпольза”. Зощенкотожеснеизменнойнастойчивостьюповторял, чтосчитатьегорассказыюмористическими“несовсемправильно”. “Подюмористическими, –объяснялон, –мыпонимаемрассказы, написанныерадитого, чтобыпосмешить, этоскладывалосьпомимоменя–этоособенностьмоейработы”.

Какмывидим, обаписателясчиталиюморчем-тонесерьёзным, “шутками”, какговорилГоголь. Такжеважно, какобаписателяопределялицентрсвоихинтересов–художественныхиэтических: это“человекидушавообще, еёзаконы” (Гоголь), “некоторыенедостаткичеловека” (Зощенко). Однакоизихжевысказыванийстановитсяясно, чтоэтотобъект (душачеловека) довольнораносталимобоимказатьсянедостаточносерьёзным. ВдумавшисьвброшенныемимоходомсловаГоголя, мыпоймём, насколькомасштабныбылиегоамбиции: онмечтало“службе”для“общегодобра”. Таккак, полагалон, мирнаходится“вдороге”, тоемукакписателюважно, чтобы“мысльостроениикаксебя, такидругихсделаласьобщей”. “Этожеланноесостояние, –писалон, –ищетсявсеми <...> никтонехочетчитатьдругиекниги, крометой, гдеможетсодержатьсяхотянамёкнаэтивопросы”.

СходныестремлениямынаходимуЗощенко. Революциядолжнабыла, поегопредположению, привестикдуховному, нравственномуобновлениючеловека, ион, писатель, хотелбыигратьрольдеятельного“посредникавхорошихделах”. “Польза”, “служба”, “общаязабота”, “посредничество”–всёэтоуобоихписателейбылопроявлениемпониманиялитературыкакжизнетворчества.

Идеяоказаласьисторическиустойчивой. Ипосколькуприменительноксоветскойсатирееёпоследствиянедостаточноизучены, остановимсянатворчествеЗощенко.

Идеяжизнетворчестваврусскойкультуре XX векапиталасьнетолькоисторическойпамятью (какизвестно, вначале XX векаонабылапопулярнойидеейисимволистов, ифутуристов): сприходомреволюцииидеяпреобразованияжизниичеловекаактивизировалась; внейпоявилосьочевидноевкраплениевульгарногоутилитаризмаиидеологическогопрагматизма, характерноедлясоветскойкультуры. Длямногихписателейонабылаконъюнктурнойтемой, дляЗощенкоонасталатемойэкзистенциальной.

Вповести«Передвосходомсолнца»осталсяследсвоегородатравмы, позволяющийреконструироватьэкзистенциальныеимпульсыЗощенко. ВовремяработывсовхозеМаньково, гдеЗощенкобылптицеводом, егоошеломиливстречискрестьянами, низкокланяющимися, целующимируку, подобострастноулыбающимися. “...Яподхожуккрестьянину. Онпожилой. Влаптях. Врванойдерюге. Яспрашиваюего, почемуонсодралссебяшапкузадесятьшаговипоклонилсямневпояс.

Поклонившисьещёраз, крестьянинпытаетсяцеловатьмоюруку. Яотдёргиваюеё.

–Чемятебярассердил, барин? –спрашиваетон.

Ивдругвэтихегословахивэтомегопоклонеяувиделиуслышалвсё: яувиделтеньпрошлойпривычкижизни. Яуслышалокрикпомещикаитихийрабскийответ. Яувиделжизнь, окоторойнеимелпонятия. Ябылпоражён, какникогдавжизни”.

Такиевстречинемоглипройтибесследно. Ониусилиличувствосоциальнойвины, свойственноерусскойинтеллигенцииинеисчезнувшеепослеОктября. Даньэтойинтеллигентски-народническойтенденцииотдалиМихаилЗощенко.

Прежняялитературабылаимотвергнутакаквялаяипассивная. Судяпонезавершённойкниге«Напереломе» (1919–1920), Зощенкопослереволюциибоялся“дворянскойреставрации”влитературе; А.Блокаонсчитал“рыцаремпечальногообраза”, анадеждывозлагалналитературусгероическимпафосом, моделируяеёпоМ.ГорькомуиВ.Маяковскому. Борьбойстрадициейбылаотмеченаипробасилвпрозе: враннихрассказах («Любовь», «Война», «Рыбьясамка»идругих) былаощутиматрадицияЧехова, вскоре, однако, имотринутая: большаяформачеховскогорассказаказаласьЗощенконесоответствующейпотребностямновогочитателя. Онизбралкраткуюформув 100–150 строк, котораянадолгосталаканоническойформойегосатирическихрассказов. Онхотелписатьязыком, гдебылбывоспроизведён“синтаксисулицы... народа”. ТакродиласьпрозаЗощенко–литература, которую, улавливаяеёпафос, пародистычутьпозженазвалилитературой“длянебогатых”.

Первойпобедойписателябыли«РассказыНазараИльича, господинаСинебрюхова» (1921–1922). Оверноподданностигероя, “маленькогочеловека”, побывавшегонагерманскойвойне, былорассказаноиронически, нобеззлобно; писателя, кажется, скореесмешит, чемогорчает, исмиренностьСинебрюхова, который“понимает, конечно, своёзваниеипост”, иего“хвастовство”, ито, чтовыходитемувремяотвремени“перетыкиприскорбныйслучай”. ДелопроисходитпослеФевральскойреволюции, рабьевСинебрюховеещёкажетсяоправданным, ноужевыступаеткактревожныйсимптом: какжетак–произошлареволюция, апсихикалюдейостаётсяпрежней.

Повествованиебылоокрашенословомгероя–небезобидногопростака, попадающеговразличныекурьёзныеситуации. Допорыдовременионкажетсячитателюпочтигоголевским–страдательным–героем. Ноповедениетакихгероеввнапряжённыхситуацияхобнаруживает, чтоонипассивны, поканепонимают, “чтокчемуикогобитьнепоказано”, нокогда“показано”, онинеостанавливаютсянипередчемиихразрушительныйпотенциалнеистощим: онииздеваютсянадроднойматерью, ссораиз-заёршикаперерастаетв“цельныйбой” («Нервныелюди»), апогонязанивчёмнеповиннымчеловекомпревращаетсявзлобноепреследование («Страшнаяночь»).

ПоразившийЗощенкоразрывмеждумасштабомреволюционныхсобытийиконсерватизмомчеловеческойпсихикисделалписателяособенновнимательнымктойсфережизни, где, каконсчитал, деформируютсявысокиеидеииэпохальныесобытия. Наделавшаямногошумафразаписателя: “Амыпотихонечку, амыполегонечку, амывровеньсрусскойдействительностью”–вырасталаизощущениятревожногоразрывамежду“стремительностьюфантазии”иреальнойрусскойреволюцией. Неподвергаясомнениюсамуидеюреволюции, Зощенкосчитал, однако, что, проходясквозьрусскуюдействительность, идеявстречаетнасвоёмпутидеформирующиееёпрепятствия, коренящиесявпсихикечеловека.

2

Языковойкомизм, которыйсталотпечаткомобразамыслейзощенковскогогероя, сталформойегосаморазоблачения. “Малолиделовнасветеусреднегочеловека!”–восклицаетгеройрассказа«Чудныйотдых». Горделивоеотношениек“делу”–отдемагогииэпохи, ноегореальноесодержаниеснижаетамбициозность“среднегочеловека”: “Самипонимаете: томаленьковыпьешь, тогостиприпрутся, тоножкукдивануприклеитьнадо... Женатожевотинойразначнётпретензиивыражать, тогостиприпрутся...”

Основнойстихиейповествованиястановитсясмех, формойавторскойоценки–ирония, жанром–комическийсказ. ЭтахудожественнаяструктурасталаканоническойдляЗощенко.

Еёструктуруможнопроследитьнаматериалерассказа«Жертвареволюции».

“Ябылжертвойреволюции”, –заявляетегогеройвмомент, когдавысокоценилисьреволюционныезаслуги. Читательждётописаниякрупныхсобытий, чреватыхсложностямидлятех, ктопопалпод“колесоистории”. НоврассказеЕфимаГригорьевича, “бывшегомещанинагородаКронштадта”, всёвыглядитпростоибуднично. Служилонуграфавполотёрах. “Натёряимполы, скажем, впонедельник, авсубботуреволюцияпроизошла. Впонедельникяимнатёр, авсубботуреволюция, авовторникбежиткомнеихнийшвейцаризовёт:

–Иди, говорит, кличут. Уграфа, говорит, кражаипропажа, анатебяподозрение. Живо!”

Вэтомвосприятииисториичерезпризмунатёртыхполовипропавшихчасиковужеобнаруживалосьсужениереволюциидоразмеровничемнепримечательного, едванарушившегоритмжизнисобытия. Такпродолжалосьидальше. Где-тогремятбои, где-тослышатсявыстрелы, агеройвсёдумаетопропавшихчасиках. Каквдругвспоминает, что“ихниечасики”он“самвкувшинспудройпихнул”. Ибежитонпоулицам, иберётегокакая-тонеяснаятревога: “Чтоэто, думаю, народкакстранноходитбокомивродекакпугаетсяоружейныхвыстреловиартиллерии?

Спрашиваюупрохожих. Отвечают: «Октябрьскаяреволюция». АвмысляхуЕфимаГригорьевича–толькочасикипропавшие. Услышалон, чтопроизошлареволюция, «поднажал»–инаОфицерскую”. Толькоувиделон–графаведут, арестованного, рванулсякнемупрочасикисказать, авэтовремя“мотор”изаделего, ипихнулколёсамивсторону. ТакиосталсяуЕфимаГригорьевичаследнаступне.

Ровнымперечислением: “впонедельникяимнатёр, авсубботуреволюция, авовторниккомнеихнийшвейцарбежит”–Зощенконаметилконтурымира, гденесуществуетрезкихсдвиговигдереволюцияневходитвсознаниечеловекакакрешающийкатаклизмэпохи. Патетическийпафос, возвеличиваниеэпохи, которыеЗощенкоразделялмировоззренчески, существуютвлатентной, скрытойформе. Словоавторасвёрнуто. Центрхудожественноговиденияперемещёнвсознаниерассказчика. Есливспомнитьглавнуюхудожественнуюпроблемувремени–“Каквыйтипобедителемизпостояннойизнурительнойборьбыхудожникасистолкователем” (К.Федин), тонадопризнать: художественнаяструктурарассказовнаредкостьгармонична.

Сатирическоеизображениегероявсамомсвоёмметоденеслоразвенчаниенародническихиллюзий. Стихиясатирыобразовалаособый, “отрицательныймир”–стем, каксчиталписатель, чтобыонбыл“осмеяниоттолкнулбыотсебя”. Однакогармонияицелостностьэтогомираоказалисьнедолговечными.

3

Начинаяссередины 20-хгодовЗощенкопубликует«Сентиментальныеповести». Уихистоковстоялрассказ«Коза» (1922). Затембылинаписаныповести«АполлониТамара» (1923), «Люди» (1924), «Мудрость» (1924), «Страшнаяночь» (1925), «Очёмпелсоловей» (1925), «Весёлоеприключение» (1926) и«Сиреньцветёт» (1929).

Этипроизведениянетолькорасширилидиапазонтипов, которыеподвергалисьсатирическомуосмеяниюврассказахписателя, нокакбысконцентрироваливсебеегоэтическуюпрограмму, скрыввмногосложнойсвоейфактуреиболь, иотчаяние, инеуверенностьписателя.

ПовестисодержатвсебеявныеследыполемикиЗощенкософициальнойкритикой. ВпредисловиикнимЗощенковпервыеоткрытосаркастическиговорило“планетарныхзаданиях”, героическомпафосеи“высокойидеологии”, которуюотнегождутикотораядлянегонеорганична. Внарочитопростецкойформеонставилвопрос: счегоначинаетсягибельчеловеческоговчеловеке, чтоеёпредрешаетичтоспособноеёпредотвратить. Этотвопроспредсталвфилософскойформеразмышляющейинтонации, котораяшлаоткосноязычного, нофилософствующегогероя.

Вповествованиидоминировалослово, сращённоесавторскоймаской; постилистикеонобылопохоженаслововсатирическихрассказах. Междутемхарактер, тип, стилистическимотивирующийповествование, изменился: этоинтеллигентсреднейруки. Позаконамхудожественностиегословодолжнобылобыбытьдругим. Авторкакбудточувствуетнесоответствиегерояиегословаосебе–отсюдаизвиняющаясяинтонация. Онанеслучайна.

Зощенкомногоразговорил, чтоонвременнозамещаетпролетарскогописателяисеготочкизрениясмотритнамир. Этонебылофразой: какимногиедругиеписатели, онхотел, чтобымеждуеговосприятиеммираинароднымвзглядомнавещинебылозазора. Такпоявилосьвегопрозехарактерноедлямассовогосознания 20-хгодовипрежденесвойственноерусскомукультурномуобществуироническоеотношениексамомутипуинтеллигента.

Новхудожественныхтекстахповестейбылиидругиеперемены: появилисьновыетипы. Некоторыеизнихпо-прежнемуразвенчивалиагрессивностьмнимопассивного“мещанского”сознания. ЭволюцияБылинкина («Очёмпелсоловей»), которыйходилвначалевновомгороде“робко, оглядываясьпосторонамиволочаноги”, аполучив“прочноесоциальноеположение, государственнуюслужбуиокладпоседьмомуразрядуплюсзанагрузку”, превратилсявдеспотаихама, убеждалавтом, чтопассивностьзощенковскогогерояпо-прежнемуиллюзорна. Егоактивностьвыявляласебявперерождениидушевнойструктуры: внейотчётливопроступаличертыагрессивности. “Мнеоченьнравится, –писалГорькийв 1926 году, –чтогеройрассказаЗощенко«Очёмпелсоловей»–бывшийгерой«Шинели», вовсякомслучаеблизкийродственникАкакия, возбуждаетмоюненавистьблагодаряумнойиронииавтора”. Новповестяхпоявилсяидругойтип. КакзаметилК.Чуковский, вконце 20-х–начале 30-хгодовуЗощенкоповторяетсягерой-“праведник” («Коза», «Страшнаяночь»). Этотгеройнепринимаетморалиокружающейсреды, унегодругиеэтическиенормы, онхотелбыжитьпозаконамвысокойморали, ноегобунткончаетсякрахом. Егонелепость (сжитейскойточкизрения) вызываетассоциациисдругимгероем XX века–ЧарлиЧаплином. Однаковотличиеотбунтастрадательной“жертвы” (угерояЧарлиЧаплина, например, которогонередкосравнивалисгероямиЗощенко), бунтгерояЗощенколишёнтрагизма. Личностьпоставленапереднеобходимостьюдуховногосопротивления, ижёсткаянравственнаятребовательностьписателянепрощаетейкомпромиссаикапитуляции.

Почемуэтоважно?

Обращениектипугероев-праведниковвыдавалоизвечнуюнеуверенностьрусскогосатирикавсамодостаточностиискусстваибылосвоеобразнойпопыткойпродолжитьгоголевскиепоискиположительногогероя, “живойдуши”. Однакозаметим: в«Сентиментальныхповестях»художественныймирписателясталдвуполюсным–философскиеразмышленияобнаружилипроповедническуюинтонацию, изобразительнаятканьсталаменееплотной.

Надосказать, чтокритиканикогданепонималапристрастияЗощенкокегогерою (оннесоответствовалканонугероическоговсоветскойлитературе). Онанепонимала, чтописателяинтересовалаприродачеловека. Онанеулавливаласложногосплавасостраданияиосмеяниявотношениикнемуавтора. ОнаупрекалаЗощенковнепрояснённостиавторскойоценки. Саркастическаяинтонация, иронияказалисьейнедостаточноэнергичнойформойавторскойтенденции. Онатребовалаперемен.

ВсёэтопадалонасобственныесомненияЗощенковтом, насколькодейственноеготворчество, насколькоонопомогаетчеловекуисправлять, какговорилписатель, “недочёты”своейнатуры. Так, находясьврасцветесил, Зощенковдруг, неожиданнодляокружающих, вначале 30-хгодовпопадаетвовластьтехжесоциокультурныхкомплексов, которыевсвоёвремярезкоизменилипутьГоголя.

НослучайнойтрансформациятворчестваЗощенкобылатольконапервыйвзгляд. “Явсегда, –писалонГорькомув 1930 году, –садясьзаписьменныйстол, ощущалкакую-товину, какую-то, еслитакможносказать, литературнуювину. Явспоминаюпрежнююлитературу. Нашипоэтыписалиоцветкахиптичках, анарядусэтимходилидикие, неграмотныеидажестрашныелюди. Итутчто-тострашнозапущено. Ивсёэтозаставляломенязановоперекраиватьработуипренебречьпочтеннымиудобнымположением”.

ВсоответствиисосвоейверойвидеалреволюцииисилучеловеческогодухаЗощенкосгодамивсёинтенсивнеестремилсякоткрытомувоздействиюнанравственнуюжизньчеловека. Преждеуверенноотвергавший“рыхлую”, какговорилписатель, мысльонеобходимомприсутствиивсатиреположительногогероя, Зощенков 30-егодытребованияпрямолинейнойкритикиотождествляетс“мнениемнародным”. Онпроходитчерезизвечнуютревогурусскихсатириков–“иронический”складсвоегохарактераписательначинаетощущатькакнедостаточностьсатиры. Обэтомсвидетельствуютегопроизведения, написанныев 30-егоды: повесть«Возвращённаямолодость», циклрассказов«Голубаякнига», повести«Историяоднойжизни», «Чёрныйпринц», «Керенский», «ШестаяповестьБелкина», «ТарасШевченко». Стилистическионинаписанывнейтральномстиле, внихнетязыковогокомизмаЗощенко, ихриториканравоучительнаибанальна. ЭтозаметнодажевсамомзначительномпроизведенииЗощенко 30-хгодов–«Голубойкниге» (1935), котораябольшедругихпривлеклаксебевниманиечитателя.

СцельюусилитьвоздействиесвоихидейначеловекаЗощенко,посоветуГорького, сгруппировалрассказывциклы: «Деньги», «Любовь», «Коварство», «Неудача», «Удивительныесобытия». Новеллынаисторически-назидательныетемысоседствовалисцензурованнымисамимписателемстарымирассказами. Воимяоптимистическогозвучанияизнихбыловынутосатирическоежало. ДесятьлетназадЗощенкоругализавыборгероя–мелкого, незначительногочеловека. Теперь, вповестях«Возмездие», «ТарасШевченко», в«РассказахоЛенине», онменяеттипгероя. Егоругализаотсутствиереволюционного, героическогопафоса–вповести«Керенский»егопафосноситоткровеннодидактическийхарактер. Писательсдалформукороткогорассказа; сохранениестилевойманерыбылопоследнимбастионом, которыйонхотелбысохранить, нонесмог.

ПротиворечиявхудожественнойструктурерядапроизведенийЗощенкоконца 30-хгодовсвидетельствуютоглубокихвнутреннихсмещениях: какбыпереставдоверятьсокрушающейсилесмеха, Зощенковыноситморализмнаповерхность. Итогдавегорассказахпоявляютсяназидание, перестройкагероянаглазахучитателей («Огнибольшогогорода») ипроповедническаяинтонация («Поминки»). Изредкаявляясьвсвоёмистинномоблике, сатираЗощенковсё-такиоказываласьболееглубокойиметкой, итакиерассказы, как«Историяболезни», убеждаливнерастраченныхсилахЗощенко-сатирика.

ПрошедшеесквозьвсюжизньписателясходствосэволюциейГоголяощутимодаётсебязнатьивпоследнийпериод. Настаиваянавозможномпадениичеловека, Зощенко, судяпопроизведениям 30–40-хгодов, повестям«Возвращённаямолодость», «Передвосходомсолнца», вкачествемоделиисследованияиспользовалисебя. Переживреволюцию, онпосебезналичувствострахаперед“случаем”, иощущение“шаткости”и“какого-тохитрогоподвохавжизни”, инесовпадениечеловекассамимсобой, и“леность”сознания, несумевшегопреодолетьжуткуюправдуреальнойжизни. Своёличноенесовпадениесокружающейжизнью, гложущуюегоневозможностьслиянияснеюонвозводилксамомусебеивсебежепыталсянайтипричины, каконговорил, своеймрачности.

Каждый, ктовниквматериалытворчестваЗощенко, прочёлнезавершённуюраннююкнигу«Напереломе» (1919–1920), перепискусоСталинымидругие, неможетневидеть, чтоменьшевсеговегоэволюциибылоконформизма. Онтакжесерьёзно, какГоголь, относилсяксвоемупредназначению. Вповести«Передвосходомсолнца», подобноГоголю, хотяивформефрейдистскойфразеологии, по-советскипонятой, онпробовализгнатьизсебябесов; дабыочиститься, какиГоголь, онвыставлялэтуработунапоказсцельюдатьпримерслабымимятущимся. Идеяучительствабыладлянего, какидляГоголя, экзистенциальнойсилой. Какбыониниразнились, очевидноодно: обаписателяхотелинепосредственновлиятьнаобщество, преодолевая, какимказалось, рамкихудожественнойусловности.

Всёсказанноедаётоснованиядумать, чтоидеяжизнетворчества–невнешняя, новнутренняяконстантарусскойкультуры. Ихотякаждыйразонанесётвсебевозможностьхудожественногопоражения, вероятно, дотехпор, покаРоссиянепреодолееттрагизмсвоейсудьбы, онабудетнеотъемлемойособенностьюрусскойсатирическойментальности.