Чиновничество в поэме Гоголя Мертвые души

Чиновничество в поэме Гоголя Мертвые души

Приступая к работе над поэмой «Мертвые души», Гоголь ставил перед собой цель «показать хотя с одного боку всю Русь». Поэма построена на основе сюжета о похождениях Чичикова – чиновника, скупающего «мертвые души». Такая композиция позволила автору рассказать о городе, в котором его герой знакомится с помещиками, у которых затем покупает «мертвые души», его жителях и показать изнутри сферу деятельности российских чиновников, поскольку Чичиков для оформления своей сделки вынужден обратиться в соответствующее государственное учреждение.

По замыслу автора, 1 том поэмы показывает негативные стороны современной ему жизни России – как помещичьей, так и чиновничьей. А потому не только помещики, но и чиновники и все в целом губернское общество представляют собой часть «мертвого мира».

Общая экспозиция этой части дается в 1-й главе, где рисуется красноречивый портрет губернского города: здесь везде неустроенность, грязь, запустение, что сразу подчеркивает безразличие властей к нуждам местных обывателей. Затем, после посещения Чичиковым помещиков, в 7–10 главах дается собирательный портрет чиновничества России.

Чиновничество, как показывает Гоголь, роднят с помещиками нравы паразитического существования, жажда наживы и бездуховность. Губернская знать черства, а чиновники равнодушны и к людям, с которыми они имеют дело как представители государственной власти, и к своему долгу.

Таков, например, нарисованный беглыми штрихами чиновник Иван Антонович, по прозвищу кувшинное рыло. За взятку он готов продать собственную душу, если, конечно, предположить, что душа у него имеется. Вот почему, несмотря на комическое прозвище, он выглядит отнюдь не смешно, а, скорее, страшно.

Но, безусловно, самое страшное то, что подобные чиновники – не исключительное явление, а отражение всей системы российской бюрократии. Как и в «Ревизоре», Гоголь показывает нам «корпорацию воров и мошенников». Всюду царит бюрократизм и продажность чиновников.

Вместе с Чичиковым, возвратившимся в город, мы попадаем в судебную палату, где герою предстоит оформить купчую. Гоголь иронически использует высокий символ – это храм, где служат «неподкупные» «жрецы Фемиды». Но, прежде всего, поражает грязь и запустение, царящие в этом «храме». Правда, «непривлекательная наружность» российской Фемиды объясняется тем, что она принимает посетителей по-простому, «в халате».

Но на деле эта простота оборачивается тем, что законами здесь откровенно пренебрегают, делом никто заниматься не собирается, а «жрецы» этой своеобразной Фемиды, то есть чиновники, озабочены только тем, как собрать дань с посетителей – то есть взятки. И в этом они действительно преуспевают.

Кругом суета, беготня с какими-то бумажками, но все это должно служить только одной цели: совершенно запутать просителей, чтобы им невозможно было обойтись без любезно предоставленной помощи – за определенную плату, разумеется. Даже Чичикову, пройдохе из пройдох, знатоку всех этих закулисных дел, пришлось воспользоваться услугами местного «Виргилия», чтобы добраться до присутствия.

Но такая счастливая возможность открылась для Чичикова только после того, как он откровенно предложил взятку Ивану Антоновичу, положив перед ним вынутую из кармана «бумажку». При этом, как язвительно замечает писатель, Иван Антонович ее «совершенно не заметил и накрыл тотчас ее книгою. Чичиков хотел было указать ему ее, но Иван Антонович движением головы дал знать, что не нужно показывать».

Насколько взятка стала узаконенным явлением в жизни российского чиновничества, мы понимаем, когда Чичиков, наконец, попадает к председателю палаты. Тот принимает его как старого знакомого: «Комната присутствия огласилась поцелуями; спросили друг друга о здоровье». После дежурных учтивых фраз, они переходят к делу, и тут председатель говорит поразительные слова: «Все будет сделано, а чиновным вы никому не давайте ничего, об этом я вас прошу. Приятели мои не должны платить».

Оказывается, взятка здесь настолько обязательна, что только самые близкие друзья высокопоставленных чиновников могут быть освобождены от нее. Правда, такое распоряжение вызывает явное неудовольствие у служащих, подобных Ивану Антоновичу, но тут уж ему приходится смириться.

В разговоре с председателем выясняется еще одна интересная подробность из жизни чиновничества города. Оказывается, даже ради такой весьма своеобразной «деятельности», которую мы наблюдали вместе с Чичиковым в судебной палате, далеко не все чиновники считают нужным идти на службу. Прокурор, «человек праздный», как его точно характеризует Собакевич, сидит дома, «за него все делает стряпчий», которому тут же дается выразительная характеристика – «первейший хапуга в мире». Дома или же играет в карты инспектор врачебной управы, да и многие, многие другие важные городские чиновники.

Заниматься делами им и впрямь ни к чему: в городе четко налажена своеобразная круговая порука – брать «по чину» и спокойно жить. Во главе этой системы стоит полицмейстер, который красноречиво назван «благотворителем города». Его «благотворительность» состоит в том, что он сам ворует и другим дает воровать.

Так возникает обобщенный портрет городского чиновничества, за которым стоит характеристика всей бюрократической системы России. Все они – «тонкие» или же «толстые» – люди без понятия о долге, чести, законности; им нет дела до службы государству. Они легко превращаются «то в орла, то в муху» в зависимости от звания собеседника, поскольку угождение вышестоящим у них в крови. Но главное для писателя – это их полная бездуховность.

В сцене на балу у губернатора мы видим своеобразный смотр этих «мертвых душ» – ведь балы и сплетни становятся для них единственной формой их убогой «общественной» и «умственной» жизни. Представления о красоте здесь существуют на уровне обсуждения расцветки материала и модных фасонов («пестро – не пестро»), а солидность человека определяется по тому, как он сморкается и повязывает галстук. Здесь нет и не может быть ни истинной культуры, ни нормальной нравственности – ведь нормы поведения зависят от обывательского представления «как должно». Вот почему так радушно здесь принят поначалу Чичиков, умеющий чутко реагировать на запросы этой публики.

Но потом, как и в «Ревизоре», под действием страха чиновники губернского города, узнав о странной покупке Чичикова, начинают разоблачать сами себя и пытаются объединить усилия для борьбы с непонятной, и потому еще более страшной опасностью. На совете, который они собирают, звучат предположения о Чичикове одно глупее другого: он и Наполеон, и разбойник, и даже Антихрист. По одной из этих нелепых версий он – некий капитан Копейкин.

Так в поэме появляется вставная «Повесть о капитане Копейкине». На первый взгляд, она совершенно лишняя – ведь нельзя же на самом деле предполагать, что Чичиков и есть капитан Копейкин, тем более, что старый солдат потерял в сражении руку и ногу, а у Чичикова, очевидно, по крайне мере таких изъянов нет.

И все же Гоголь очень дорожил этой повестью в составе поэмы, поскольку здесь показана жестокость и бесчеловечность уже не только уездных или губернских чиновников, но представителей самой «высшей комиссии». Повесть посвящена теме героического 1812 года и создает глубокий контраст бездушному и мелкому миру чиновников современной Гоголю России.

В этом как бы разросшемся эпизоде показано, что судьба капитана, воевавшего за Родину, искалеченного и лишенного возможности прокормить себя, никого не волнует. Высшие петербургские чины безразличны к нему, а значит, омертвение проникло повсюду – от общества уездных и губернских городов до верха государственной пирамиды.

В свое время А.И. Герцен сказал о Гоголе: «Никто никогда до него не читал такого паталого-анатомического курса о русском чиновнике». Времена с тех пор изменились, ушли в прошлое многие названия присутственных мест, определения чинов и рангов, но – увы! – не исчезла самая суть этой «нечистой, злобной чиновничьей души». А потому своеобразный «паталого-анатомический курс» российской бюрократии, созданный Гоголем полтора столетия назад, так и не утратил своего значения и продолжает оставаться актуальным в нашей современной жизни.