- 
                            Борис Андреевич Пильняк. Красное дерево
                            В первой короткой главе две части разделены отточием, в них даны самые выразительные штрихи русского быта: описаны юродство и юродивые, но также русские мастеровые и ремесленники. 
- 
                            Борис Андреевич Пильняк. Повесть непогашенной луны
                            В предисловии автор подчеркивает, что поводом для написания этого произведения была не смерть М. В. Фрунзе, как многие думают, а просто желание поразмышлять. Читателям не надо искать в повести подлинных фактов и живых лиц. 
- 
                            Борис Андреевич Пильняк. Голый год
                            Память несуразна и бессмысленна. Так композиционно и предстают воспоминания первых революционных лет («новой цивилизации») в постоянном сопоставлении с тысячелетней историей, со стариной, плохо поддающейся перековке. 
- 
                            Джон Дос Пассос. США
                            В трилогию вошли романы «42 параллель», «1919» и «Большие деньги» (1936, на русский не переведен). В них дается обобщающая картина жизни Америки в первые три десятилетия XX в. 
- 
                            Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Господа Головлевы
                            Россия, середина XIX в. Крепостное право уже на исходе. Однако семья помещиков Головлевых ещё вполне процветает и все более расширяет границы и без того обширных своих имений. Заслуга в том всецело принадлежит хозяйке — Арине Петровне Головлевой. 
- 
                            Алексей Михайлович Ремизов. Крестовые сестры
                            Петр Алексеевич Маракулин сослуживцев своих весельем и беззаботностью заражал. Сам — узкогрудый, усы ниточкою, лет уже тридцати, но чувствовал себя чуть ли не двенадцатилетним. Славился Маракулин почерком, отчеты выводил букву за буквой. 
- 
                            Валентин Григорьевич Распутин. Прощание с Матёрой
                            Простоявшая триста с лишним лет на берегу Ангары, Матёра повидала на своём веку всякое. \Но вот однажды ниже по Ангаре начинают строить плотину для электростанции, и становится ясно, что многие окрестные деревни будут затоплены. 
- 
                            Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Благонамеренные речи
                            В главе-предисловии «К читателю» автор представляется как фрондер, жмущий руки представителям всех партий и лагерей. Знакомых у него тьма-тьмущая, но у них он ничего не ищет, кроме «благих намерений», хорошо бы в них разобраться. 
- 
                            Валентин Григорьевич Распутин. Последний срок
                            Старуха Анна лежит без движения, не открывая глаз; она почти застыла, но жизнь ещё теплится. Дочери понимают это, поднеся к губам кусок разбитого зеркала. Оно запотевает, значит, мама ещё жива. 
- 
                            Анатолий Наумович Рыбаков. Тяжёлый песок
                            Отец автора родился в Швейцарии, в Базеле. У его дедушки Ивановского было три сына. Отец был младшим в семье, как говорят — мизиникл, то есть мизинец. 
- 
                            Валентин Григорьевич Распутин. Живи и помни
                            Случилось так, что в последний военный год в далёкое село на Ангаре тайком с войны возвращается местный житель Андрей Гуськов. Дезертир не думает, что в отчем доме его встретят с распростёртыми объятиями, но в понимание жены верит и не обманывается. 
- 
                            Анатолий Наумович Рыбаков. Приключения Кроша
                            Повесть о том, как школьники 9 класса проходили летнюю практику на автобазе, которая шефствует над их школой. У Кроша не было технической наклонностей, ему хотелось устроиться во время практики на машину, чтобы поводить. 
- 
                            Путешествие из Петербурга в Москву. Радищев А.
                            Открывается повествование письмом другу Алексею Михайловичу Кутузову, в котором Радищев объясняет свои чувства, заставившие написать эту книгу. Это своего рода благословление на труд. 
- 
                            Анатолий Наумович Рыбаков. Дети Арбата
                            Самый большой дом на Арбате — между Никольским и Денежным переулками. В нем живут четверо бывших одноклассников. Трое из них: Саша Панкратов, секретарь комсомольской ячейки школы, сын лифтерши Максим Костин и Нина Иванова. 
- 
                            Эдвард Станиславович Радзинский. 104 страницы про любовь
                            В молодежном кафе «Комета» поэт читает стихи. Председатель общественного совета кафе пытается устроить обсуждение. Девушка-посетительница хвалит стихи. Для сидящего неподалеку парня это становится поводом для знакомства. Девушку зовут Наташа. 
- 
                            Михаил Михайлович Рощин. Валентин и Валентина
                            Действие происходит в наши дни в большом городе. Комната в стиле пятидесятых годов. Вечерний чай. В кресле бабка Валентины, рядом Валина мать, у зеркала — Женя, старшая сестра. Ждут Валю. Мать возмущается. Ей кажется, что Валя слишком распущена. 
- 
                            Виктор Сергеевич Розов. Гнездо глухаря
                            Квартира Судакова в Москве. Её хозяин — Степан Алексеевич — служит где-то в сфере работы с иностранцами. Его сын Пров заканчивает школу. Отец хочет, чтобы тот поступал в МГИМО. Дочь Искра работает в газете в отделе писем. Ей двадцать восемь лет. 
- 
                            Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Дневник провинциала в Петербурге
                            Дневник? Да нет! Скорей, записки, заметки, воспоминания — верней, физиология (забытый жанр, в котором беллетристика сочетается с публицистикой, социологией, психологией, чтобы полней, да и доступней описать некий социальный срез). 
- 
                            Алексей Михайлович Ремизов. Неуемный бубен
                            Диковинный человек Иван Семенович Стратилатов. Молодым начал свою судейскую службу в длинной, низкой, закопченной канцелярии уголовного отделения. И вот уже минуло сорок лет, и много с тех пор сменилось секретарей, а он все сидит. 
- 
                            Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Господа ташкентцы. Картины нравов.
                            Вся книга построена на границе аналитического, гротескового очерка и сатирического повествования. Так что же это за креатура — ташкентец — и чего она жаждет? А жаждет она лишь одного — «Жрать!». Во что бы то ни было, ценою чего бы то ни было.